Краткое содержание «пряслины» ф. а. абрамов

Абрамов Ф.А. Пряслины читать краткое содержание, пересказ

Братья и сёстрыПекашинский мужик Степан Андреянович Ставров срубил дом на склоне горы, в прохладном сумраке огромной лиственницы. Да не дом — хоромину двухэтажную с маленькой боковой избой в придачу. Шла война. В Пекашине остались старики, дети да бабы. Без догляда на глазах ветшали и разваливались постройки. Но у Ставрова дом — крепкий, добротный, на все времена. Подкосила крепкого старика похоронка на сына. Остался он со старухой и внуком Егоршей. Не обошла беда и семью Анны Пряслиной: погиб муж Иван, единственный кормилец. А у Анны-то ребята мал мала меньше — Мишка, Лизка, близнецы Петька с Гришкой, Федюшка да Татьянка. В деревне бабу звали Анной-куколкой. Была она маленькая да тончавая, с лица хороша, а работница никакая. Два дня прошло с тех пор, как получили похоронку и на пустовавшее за столом место отца сел старший, Мишка. Мать смахнула с лица слезу и молча кивнула головой. Самой ей было ребят не вытянуть. Она и так, чтобы выполнить норму, до ночи оставалась на пашне. В один из дней, когда работали с женками, увидели незнакомца. Рука на перевязи. Оказалось, он с фронта. Посидел, потолковал с бабами о колхозной жизни, и уж на прощание спросили, как его звать-величать да из какой он деревни. «Лукашин, — ответил тот, — Иван Дмитриевич. Из райкома к вам на посевную послан». Посевная была ох и трудная. Людей-то мало, а из райкома приказано посевные площади увеличивать: фронту нужен хлеб. Неожиданно для всех незаменимым работником оказался Мишка Пряслин. Чего-чего не делал в свои четырнадцать лет. В колхозе работал за взрослого мужика, да еще и на семью. У его сестры, двенадцатилетней Лизки, дел да хлопот тоже были полны руки. Печь истопить, с коровой управиться, ребятишек покормить, в избе убрать, бельишко постирать…За посевной — покос, потом уборочная… Председатель колхоза Анфиса Минина возвращалась в свою пустую избу поздно вечером и, не раздеваясь, падала на постель. А чуть свет, она уже на ногах — доит корову, а сама со страхом думает, что в колхозной кладовой кончается хлеб. И все равно — счастливая. Потому что вспомнила, как в правлении говорила с Иваном Дмитриевичем. Осень не за горами. Ребята скоро в школу пойдут, а Мишка Пряслин — на лесозаготовки. Надо семью тянуть. Дуняшка же Иняхина надумала учиться в техникуме. Подарила Мише на прощание кружевной платочек. Сводки с фронта все тревожней. Немцы уже вышли к Волге. И в райкоме, наконец, откликнулись на неотступную просьбу Лукашина — отпустили воевать. Хотел он напоследок объясниться с Анфисой, да не вышло. Наутро она сама нарочно уехала на сенопункт, и туда примчалась к ней Варвара Иняхина. Клялась всем на свете, что ничего у нее не было с Лукашиным. Рванулась Анфиса к переводу, у самой воды спрыгнула с коня на мокрый песок. На том берегу мелькнула и растаяла фигура Лукашина. Две зимы и три летаМишке Пряслину недолго приходилось жить дома. С осени до весны — на лесозаготовках, потом сплав, потом страда, потом снова лесА как появится в Пекашине — бабы наваливаются: этой поправь крышу, той подними дверь. Нет мужиков в Пекашине. В этот раз, Как всегда, дома его ждали. Мишка приехал с возом сена, расспросил о ребятах, наорал за упущения, потом достал гостинцы — Егорша Ставров, лучший друг, уступил ему свои промтоварные талоны.

—> ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ

Чехов «Дом с мезонином», глава 3 – краткое содержание

Раздражение вскоре довело Лидию до словесной перепалки с гостем. Раз она стала резко порицать художника за то, что тот лишь рисует пейзажи и ничего не делает для улучшения жизни народа. Тот возразил, что общественный вопрос его, напротив, очень волнует. Но он предпочитает улучшать не материальное, а духовное бытие людей. Народ подавлен непосильным трудом, из-за которого некогда подумать о душе. Между тем, высшее призвание всякого человека – в постоянном искании правды и смысла жизни. Нужно облегчить ярмо низших классов. Нужно, чтобы все городские и деревенские жители согласились поровну поделить между собою труд, который затрачивается человечеством на удовлетворение физических потребностей. Тогда на каждого, может, пришлось бы не более двух-трех часов в день, а всё остальное время можно было потратить на возвышение красоты жизни. Нынешняя же деятельность «прогрессивных материалистов» почти бесполезна. Мужикам суют книжки с жалкими наставлениями и прибаутками, но вся эта грамотность позволяет читать только вывески на кабаках да изредка книжки, которых в деревне не понимают. Медицинские пункты в сёлах примитивны, но и за книжки, и за фельдшеров крестьянам приходится дополнительно платить. От этого растёт объём их труда, который порождает больше болезней, чем излечивают фельдшера.

Лида слушала художника недовольно, но возразить нашлась лишь обвинением, что «подобные вещи говорят, когда хотят оправдать свое равнодушие». Гость простился и пошёл домой.

Чехов «Дом с мезонином», глава 4 – краткое содержание

Было уже темно. Женя, ждавшая художника у ворот дома, пошла проводить его. По пути она сказала: ей кажется, что он прав в споре с Лидией.

Отойдя немного, Мисюсь стала прощаться. Художнику было грустно и жутко от мысли, что он останется один. Простая и искренняя Женя давно уже нравилась ему, и теперь он обнял ее и стал осыпать поцелуями ее лицо, плечи, руки.

Мисюсь обняла его, но потом осторожно освободилась. Сказав, что у них с матерью и сестрой нет секретов друг от друга, и она должна будет рассказать им о происшедшем, Женя побежала домой

Постояв немного в раздумье, художник пошёл назад к дому с мезонином. В окнах горел свет, а в мезонине слышался разговор…

На другой день художник вновь пришёл к Волчаниновым. Ни Мисюсь, ни её мать не вышли к нему навстречу. Было тихо, лишь из одной комнаты раздавался голос Лиды, читавшей деревенским детям басню «Ворона и лисица» .

Услышав шаги, она вышла и сухо сообщила: Мисюсь с матерью уехали в Пензенскую губернию, а потом, вероятно, поедут за границу. Когда художник побрёл обратно, его нагнал деревенский мальчишка и подал записку от Жени: «Я рассказала все сестре, и она требует, чтобы я рассталась с вами. Я была бы не в силах огорчить ее неповиновением. Простите меня. Я и мама горько плачем!»

Больше он уже никогда не видел Мисюсь, узнав лишь, что в доме с мезонином она больше не живёт. Однако в минуты, когда художника томило одиночество, он всегда вспоминал юную Женю – и ему казалось: она тоже где-то вспоминает его, и они когда-нибудь встретятся…

На нашем сайте вы можете прочитать и полный текст рассказа «Дом с мезонином» . Краткие содержания других произведений А. П. Чехова — см. ниже в блоке «Ещё по теме…»

Краткое содержание рассказов Федора Абрамова

• Краткие содержания
• Абрамов

• Алька
• Безотцовщина
• Братья и сёстры
• В Питер за сарафаном
• Две зимы и три лета
• Деревянные кони
• Дом
• Жила была семужка
• О чём плачут лошади
• Однажды осенью
• Пелагея
• Поездка в прошлое
• Последняя охота
• Потомок Джима
• Пролетали лебеди
• Слон голубоглазый
• Собачья гордость
• Сосновые дети
• Трава-мурава

Абрамов появился на свет вечером 29 февраля 1920 года. Все его беззаботное детство, прошло в маленьком поселке Веркола, неподалеку от Архангельска. Парень жил в большой семье, поэтому жила она очень скромно по тем меркам.

Закончив получать образование в местной сельской школе, принимает решение обучаться в высшем учебном заведении. В 1938 году он попадает в государственный университет города Ленинград, на специальность филологии. Внезапная ВОВ не дала возможности кончить обучение ВУЗе, и он ушел на добровольной основе в местные общины, которые служили ради фронта. За годы войны побывал в Ленинграде, защищал города, награжден наградами, получал много ранений. После войны он продолжил свое обучение, и смог закончить его в конце 1948года, а в 1951 году защищает диссертацию, которую он будет вспоминать еще много лет.

Позже молодой автор пишет несколько статей в “Новом мире” и “Люди колхозной деревни” где рассказывает о наглой фальши жизни в сельской местности. Эти статьи вызвали негодование, и спустя некоторое время руководство снимает руководителя отвечающего за редакцию журнала А.Т. Твардовского.

Позже, Абрамов пишет произведение “Братья и Сестры”. Из – за нахлынувшей популярности, его работу освещает популярный на то время журнал “Нева”. Сам рассказ являлся первооткрывателем трилогии “Пряслины”. В написании рассказа, автор раскрывал всю суть, без фальши и красивых моментов, за что и подтвердил свой характер. После романа “Братья и Сестры”, на свет выходят еще два “Две зимы и три лета” и “Пути – перепутья”, написанные в 1968 – 1937 годах.

За все его творчество он был удостоен Государственной награды СССР. Особой заслугой является трилогия “Пряслины”, в которой описывается трудная жизнь обычной деревни. Позже, в 1975 году выходит продолжение этого романа, под названием “Дом” где раскрываются судьбы персонажей. Данный роман вызывает фурор в обществе, и удостаивается наградой. После смерти писателя, публикуются его не вышедшие романы “Слово в ядерный век” и “Чем живем — кормимся”.

Абрамов внес большой вклад в литературу того времени. Хоть его и называли “Автор – деревенщина”, но вклад в общество он внес, и этот вклад читают и по сей день.

Чехов «Дом с мезонином», глава 2 – краткое содержание

Художник часто стал бывать в доме с мезонином. Сестры относились к нему по-разному. Энергичная Лида днем принимала больных, раздавала книжки, а вечером громко говорила о земстве, о школах. Художнику вся эта её кипучая деятельность казалось отчасти наигранной. Екатерина Павловна тоже считала, что Лида впадает в крайность: ей давно пора подумать о самой себе, в 23 года она ещё не замужем, и рискует так и не увидеть жизнь за книжками и аптечками. Но мать побаивалась строгой Лидии, которую считала выдающейся личностью, не решалась высказать ей эти свои затаённые мысли.

Лидия заметила, что художник относится к ней несколько иронически, и начала сама выказывать сильную неприязнь к нему, как к человеку праздному, чуждому «общественных интересов». Женя-Мисюсь была совсем другой. Девушка романтичная, любившая много читать в уединении, она с детским восхищением глядела на то, как художник писал деревенские пейзажи. Между ними двумя завязалась горячая дружба. Они вместе ходили гулять и собирать грибы. Женя с подростковой непосредственностью рассказывала своему новому другу все деревенские новости и даже некоторые семейные секреты. К Лиде Мисюсь, как и мать, испытывала немое благоговение и тоже часто говорила, что её старшая сестра – замечательный человек.

Дом

Михаил Пряслин приехал из Москвы, гостевал там у сестры Татьяны. Как в коммунизме побывал. Дача двухэтажная, квартира пять комнат, машина… Приехал — и сам стал ждать гостей из города, братьев Петра и Григория. Показывал им свой новый дом: сервант полированный, диван, тюлевые занавески, ковёр. Мастерская, погреб, баня. Но те на все это внимания обращали мало, и ясно почему: в голове дорогая сестрица Лизавета засела. Михаил от сестры отказался после того, как та родила двойню. Не мог ей простить, что после смерти сына совсем немного времени прошло.

Продолжение после рекламы:

Для Лизы нет гостей желаннее братьев. Посидели за столом и пошли на кладбище: проведать маму, Васю, Степана Андреяновича. Там у Григория случился припадок. И хоть Лиза знала, что у него падучая, но все равно состояние брата её напугало. А ещё насторожило поведение Петра. Что же у них делается? Федор из тюрьмы не вылезает, её саму Михаил с Татьяной не признают, а оказывается, ещё у Петра с Григорием нелады.

Лиза братьям рассказывала, да и сами они видели, что народ в Пекашине другой стал. Раньше работали до упаду. А теперь положенное отработали — к избе. В совхозе полно мужиков, полно всякой техники — а дела не идут.

Для совхозников — вот времена! — разрешили продажу молока. По утрам и час, и два за ним стоят. А молока нет — и на работу не спешат. Ведь корова — это каторга. Нынешние не будут с ней возиться. Тот же Виктор Нетесов жить хочет по-городскому. Михаил вздумал его попрекнуть: отец, мол, тот, бывало, убивался за общее дело. «Заодно и Валю с матерью убил, — ответил Виктор. — А я хочу не могилы для своей семьи устраивать, а жизнь».

Брифли существует благодаря рекламе:

За дни отпуска Петр вдоль и поперёк исходил дом сестры. Если б не знал вживе Степана Андреяновича, сказал бы, что богатырь его ставил. И Петр решил отстраивать старый пряслинский дом. А Григорий стал за няньку Лизиным двойнятам, потому что саму Лизу Таборский, управляющий, поставил на телятник за болотом. Шла к телятнику — навстречу почтовый автобус. И первым спрыгнул с его подножки… Егорша, от которого двадцать лет не было ни слуху ни духу.

Дружкам Егорша рассказывал: везде побывал, всю Сибирь вдоль и поперёк исколесил и бабья всякого перебрал — не пересчитать. Богомольный дед Евсей Мошкин ему и скажи: «Не девок ты губил, Егорий, а себя. Земля держится на таких, как Михаил да Лизавета Пряслина!»

«Ах, так! — распалился Егорша. — Ну, посмотрим, как эти самые, на которых земля держится, у меня в ногах ползать будут». И продал дом Пахе-рыбнадзору. А в суд на Егоршу, на родного внука Степана Андреяновича, Лиза подавать не хотела. Что ж законы — а она по законам своей совести живёт. Михаилу поначалу управляющий Таборский так нравился, как редко кто из начальства — деловой. Раскусил он его, когда стали сеять кукурузу. Не росла «царица полей» в Пекашине, и Михаил сказал: сейте без меня. Таборский пытался его вразумить: не все равно, за что тебе платят по высшему тарифу? С того времени пошла у них с Таборским война. Потому что ловчила Таборский, но ловкий, не ухватить.

А тут мужики на работе сообщили новость: Виктор Нетесов да агрономша написали на Таборского заявление в область. И приехало начальство — управляющего чесать. Пряслин теперь смотрел на Виктора с нежностью: он веру в человека в нем воскресил. Ведь он думал, что в Пекашине у людей теперь только и дум, что зашибить деньгу, набить дом сервантами, детей пристроить да бутылку раздавить. Неделю ждали, что будет. И наконец, узнали: Таборского сняли. А новым управляющим назначили… Виктора Нетесова. Ну, у этого порядок будет, не зря его немцем прозвали. Машина, а не человек.

Продолжение после рекламы:

Паха-рыбнадзор тем временем разрубил ставровский дом и увёз половину. Стал Егорша подходить к селу, перекинул глаза к знакомой лиственнице — а в небе торчит уродина, остаток дедова дома со свежими белыми торцами. Только коня с крыши не взял Паха. И Лизе загорелось поставить его на прежнюю пряслинскую, Петром отремонтированную избу.

Когда Михаил узнал, что Лизу придавило бревном и её увезли в районную больницу, сразу кинулся туда. За все винил себя: не уберёг ни Лизу, ни братьев. Шёл и вдруг вспомнил тот день, когда на войну уходил отец.

Фёдор Абрамов «Пряслины»

Вот ещё одно писательское имя, одновременно знакомое (на слуху) и не знакомое (ничего не читал).

Архангельские края, Таёжные, лесистые, не шибко богатые на урожай (как говорится, зона рискованного земледелия). А вот поди ж ты, живут люди. Наверное поселились в давние ещё времена по берегам речки, речка объединила людей и нанизала как на стержень деревню Пекашино.

Мы приходим в эту северную деревню в не самые богатые и счастливые её времена — 1942 год, война, мужики на фронтах, а в деревне одни жёнки (сиречь бабы) да дети. А раз времена военные, то никто никаких планов колхозу не снижал, а наоборот, накручивал да повышал — время такое было. Вот и изламываются деревенские колхозные люди в немыслимом труде.

Абрамов очень верно поступил, что не стал расписывать реалии того времени отстранённо и как бы партийно-хозяйствующим взглядом. Наоборот, мы всё время видим всю деревенскую жизнь как бы изнутри, как бы сами находясь в этой самой деревеньке и вместе с той или другой семьёй (однако чаще всего всё-таки с семейством Пряслиных — отсюда и второе название этой эпопеи «Пряслины») крутимся и вертимся в круговерти деревенских дел и забот.

В первых двух романах трилогии (а на самом деле тетралогии) время идёт неспешно, потому что Абрамов не просто прогоняет перед читательским взором основные вехи тех военных лет, а наоборот, прослеживает жизнь пекашинцев день за днём, а порой и час за часом. Да ещё при этом умудряется то и дело погрузить нас во внутренний мир разных персонажей, да ещё и покрутить их мысли и чувства туда-сюда, поскольку ведь нечасто мы мыслим однозначно категорично, зачастую мы колеблемся и страшимся и совершаем ошибки, и как написать правдиво без того, чтобы не показать все эти внутренние метания разных людей.

Третий роман переносит нас уже в первые послевоенные годы — отгремела война, потихоньку возвращаются в деревню немногочисленные выжившие солдаты, казалось бы, живи да радуйся. Но ведь вся страна в разрухе, и эту разорённую страну восстанавливать надо и кормить, а кто это сделает, как не простой колхозник. И потому опять — надо! надо! надо! давай-давай-давай!!! В общем, читаешь, и даже не верится, что наши родители и деды всё это пережили и через всё это прошли. Но вспоминаешь рассказ матери, как у них умер её годовалый младший брат, объевшись с голодухи картофельной шелухи, как батрачили за еду, как в рогожное одевались — было, прожили и выжили…

Наверное хотя бы один раз в жизни каждый из нас должен прочитать какую-то такую вот настоящую деревенскую книгу. Чтобы прикоснуться, и узнать, и попытаться понять и принять, и осознать и отдать должное им, нашим родичам. И вот эта книга, эта эпопея как раз очень подходит для такого чтения.

Несмотря на прямое продолжение трилогии «Братья и сестры», этот роман («Дом») вполне может существовать отдельно. И временной разрыв с последним третьим романом («Пути-перепутья») эпопеи значительный (порядка двух десятилетий и более), и перемены за это время значимые произошли, и герои-персонажи изрядно переменились, не говоря уже о том, что некоторые просто в силу возраста ушли из повествования. Однако всё-таки — всё-таки! — лучше сначала прочитать первые три романа саги «Пряслины» («Братья и сестры») и только потом уже перейти к книге четвёртой.

Колхоз стал совхозом, труд стал более механизированным, да и люди стали жить чуть богаче и достойнее, однако всё равно для въедливого и дотошного работяги Михаила Пряслина (одного из ГГ всех предыдущих романов) находится предостаточно причин и поводов поворчать, а то и поорать — и на хозяйку дома, и на сестру, и на своих детей, и на своих же собратьев — работяг совхозных, но более всего на управляющего совхозом — уж слишком беспорядочные порядки завелись теперь в деревне. И рабочий день не от зорьки до зорьки, а с 8 и до 5, да ещё с перерывом на обед, и коекакерство в обработке земли, и наплевательское отношение к результатам своего труда, и равнодушие и отчуждённость самих земляков-пекашинцев по отношению друг к другу… В общем, не всё ладно в «королевстве датском»… Да и внутрисемейные дела не так, чтобы очень — разладу много, отчуждения, свары, взаимопонимания не хватает…

В общем, мне этот роман был интересен не только тем, что в нём продолжены судьбы уже полюбившихся персонажей этой эпопеи (и некоторые, увы!, закончены), но ещё и тем, что сам я родом из деревни (пусть и не совхозной) и в деревнях (совхозных) семидесятых годов бывал относительно много и часто, так что многие детали и нюансы не просто были не в новинку, а прямо узнавались и вспоминались как живые. Так что проблемы не надуманные, да и антураж весь тоже как из реала. Да он, собственно говоря, из реала и есть…

Отличная книга из великолепного цикла

Дом — Абрамов Федор Александрович

Федор Александрович Абрамов

Дом

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Пес лежал в воротах сарая — передние лапы вытянуты, уши торчком и глаза — угли раскаленные: так и сверлят, так и буравят баранью тушку, над которой в глубине сарая хлопотал хозяин. Спина и шея у Михаила взмокли: нет ничего хуже обдирать сопревшее межножье да седловину. Кожа тут прикипела намертво, каждый сантиметр прорезать надо. А кроме того, мухи, оводы окаянные — поедом едят, глаза слепят. Зато уж когда все это прошел да миновал подбрюшье — одно удовольствие: нож в балку над головой и давай-давай орудовать одними руками…

Снятую, вывернутую наизнанку овчину — ни единого пореза, блеск работа он собрал в большой, расползающийся под руками ком, отложил в сторону, затем, неторопливо повертывая подвешенного на распялке барана, хозяйским, оценивающим взглядом обвел его тугие, белые от сала бока.

— А барька-то ничего, а?

Не жена ответила — пес клацнул голодными зубами. Он вырубил хвост, не глядя бросил Лыску и опять залюбовался забитой животиной.

— Баран-то, говорю, подходящий. Чуешь?

— До осени подождал бы, еще подходящей был.

— До осени! Может, еще до зимы, скажешь?

— Да как! Кто это под нож скотину в такую жару пущает?

— А братья приедут, чего на стол подашь? Банки?

Закипая злостью, Михаил одним взмахом ножа — сверху донизу — распустил брюшину. Горячие, дымящиеся внутренности лавой хлынули на свежую, вновь подостланную солому.

— Воды!

За стеной тяжело, всей коровьей утробой вздохнула Звездоня — замаялась, бедная, от жары, — взвизгнул нетерпеливо Лыско. А хозяйка, его помощница? Михаил круто повел потной головой и вдруг размяк, разъехался в улыбке: белые подколенки жены, склонившейся над ведром, увидел. Загоревшийся глаз сам собою зашарил по затемненным закрайкам сарая и уперся в дальний угол, заваленный травой. Травка мяконькая, свеженькая — час какой назад в огороде накосил…

— Куда лить-то? Чего молчишь?

— Погоди маленько… Перекур надо…

— Перекур? Это барана-то с перекуром резать?

— А чего? Передохнуть завсегда полезно… — Михаил хохотнул и остальное досказал взглядом.

Раиса попятилась к двери, за которой томилась корова, с неподдельным ужасом замахала обеими руками:

— Ты в эту Москву съездил… рехнулся…

— Дура пекашинская! С тобой и пошутить нельзя!

Михаил забегал, заметался по сараю, наткнулся на пса и со всего маху закатил пинок: не лезь на глаза, когда не просят!

2

Круто забирал июль.

Мясо, пока рубил да солил, кое-где прихватило жаром. Но еще больше удивил Михаила погреб. Весной снег набивал — ступой толок да утрамбовывал, и вот за какой-то месяц сел на добрый метр, так что, когда он стал опускать баранину на холод, пришлось ставить лесенку.

На улице Михаил разделся до пояса, с наслаждением поплескался водой из ушата (не нагрелась еще, в тени стояла), затем, войдя в кухню, переоделся. Рабочие парусиновые штаны, измазанные свежей кровью, вынес в кладовку и, натягивая на себя домашние брючонки, легкие, вьетнамского подела, довольно улыбнулся: месяца не гулял в столице, а поправился — насилу застегнул верхнюю пуговицу.

Дрова в печи уже прогорели, малиновые отсветы полыхали в окне напротив, но где хозяйка? Собирается она варить-печь? Для мух выставила на стол печень и почки?

Михаил заглянул на одну половину — на всю катушку радио, заглянул на другую — и у него дыбом встала бровь: Раиса давила кровать.

— Это еще что за новая мода — с утра на вылежке?

Взвыли, стоном простонали пружины — Раиса рывком отвернулась к стене: разговаривать с тобой не хочу. Он не стал больше сорить словами. Подошел, сгреб жену за кофту на груди, повернул к себе лицом. Холодом, стужей крещенской дохнуло на него от серых немигающих глаз. А ведь было время лето жило в этих глазах. Круглый год, всю зиму. И, помнится, покойный Федор Капитонович, провожая их в день свадьбы, так и сказал: «Не дочерь — лето ты уводишь из моего дома».

Нелады у них, конечно, бывали и раньше — как всю жизнь проживешь гладко? — но чтобы сиверко задул на месяцы — нет, этого еще не бывало. Он знал, из-за чего взбесилась его благоверная. Из-за Варвары, а точнее сказать, из-за столбика, который он поставил весной на ее могиле. Забыта могила. Дунярка, Варварина наследница, каждое лето приезжает в Пекашино, по два, по три месяца живет в теткином доме со своим выводком (девятерых отгрохала, рекорд по сельсовету держит), а чтобы осиротевшую могилу кое-как оприютить — нет, подожди, тетушка, поважнее дела есть. И вот он ждал-ждал, когда племянница о покойнице вспомнит (самый захудалый столбик на всем кладбище), да и не выдержал: весной, когда Раиса как-то уехала в район в больницу, и поставил пирамидку. Узнала. Кто-то брякнул из дорогих землячков.